Комментарии

Страна встретила Новый год. Люди залпом выпивали шампанское, ели салат «Оливье», жевали бутерброды и поздравляли друг друга с наступившим 2008 годом. «Счастья, радости, здоровья!» – типичное новогоднее пожелание. Некоторые празднуют более горячо и задорно. Не без меньшего энтузиазма евангельские христиане также отмечают торжественные события нашего календаря. Но каков смысл празднований? Можно ли евангельским христианам от всей души присоединяться к праздникам, которые сегодня не имеют религиозного значения?

В древности почти все праздники имели религиозное значение. Отмечались новолуния, праздновался День Солнца, люди кадили своим племенным богам, благодаря их за милость и благоволение при сборе богатого урожая. Или, наоборот, они пытались умилостивить своих идолов, чтобы получить просимое. Однако после периода Просвещения в век модернизма и постмодернизма люди растеряли и позабыли всех богов. Если Ницше, а за ним вся европейская общественность похоронили Бога, то сегодня многие уже и забыли, что Он, собственно, представлял собою во времена прежние.

Все телевизионные каналы показывают ритуальные и культовые пляски и песнопения современных жрецов популярной культуры. Дворцовая эстрада стала алтарем, с которого поднимаются ввысь воскурения и молитвы попсовых служителей культа. Однако тексты песен-молитв обращены в никуда. Человек, вместо того, чтобы увидеть мир и рассмотреть в нем дар Бога, воспринял мир как начало и конец в себе. Христианство, кстати, не против празднеств. Оно само их организует. Именно в христианстве значение праздника, как дня благодарения (в общем смысле) и хвалы Творца, имеет глубочайший смысл и значение. Люди же мира не благодарят Бога. Вместо того, чтобы поклоняться истинному Создателю и Ваятелю жизни, они поклоняются только ее призраку и символу (прот. Александр Шмеман) – не ее Источнику.

Бога в российской общественной жизни нет. Бесов, безусловно, много, а вот живого Бога Библии нет. В куцых и сдержанных пожеланиях национальных и традиционных религиозных руководителей нет и никакого намека, что новый 2008 год связан с эрой Христа, с днем Его рождения и Его царствования на земле. И тогда как церковные чины скупятся на пафосные и призывные комментарии по поводу рождественского праздника, мы еще раз подчеркнем то, почему христиане празднуют Новый год именно как религиозный праздник, имеющий символическое значение, как для отдельного человека, так и для всей христианской общины.

Бог вошел мир, восприняв тело и кровь (Рождество), став частью тварной вселенной. Сын Божий своим присутствием еще раз подтвердил освящение всего творения, которое уже было освящено от начала (Быт. 1:31). Второй Адам (1Кор. 15:21,22) принес в мир жизнь, искупив Его своей смертью (Пасха). Верующие (Церковь) празднуют эти события, в которых заключено средоточие богословского смысла. И этот смысл выражается в празднестве верующей общины: в нарядах, оформлении, спектаклях, сочельнике, проповедях, открытках, поздравлениях, пожеланиях и семейных собраниях.

В этом смысле религиозные христианские празднества имеют глубокую богословскую значимость. Церковь празднует, поскольку Израиль изначально отмечал спасительное вмешательство Бога в ход истории избранного народа. У церкви с Израилем соблюдается преемственность. Но как церкви быть с праздниками, которые не имеют непреходящего, вечного значения? Стоит ли праздновать Новый год, День Конституции, День Победы и многие другие праздники? Этот вопрос имеет интеллектуальное и богословское значение.

Для многих псевдо-христианских культов (например, Свидетели Иеговы) как светский праздник, так и религиозный, исключается из календаря. По большому счету, кроме выходных дней, ни один день не сохранен для священной памяти верующих – гордиев узел разрублен Организацией «Сторожевая Башня»: она категорически решила изолировать всех свидетелей Иеговы от общественной жизни как таковой. Евангельские христиане, если и не проявляют подобного радикализма в своей общинной жизни, порой сводят празднования общественных праздников к некоему компромиссу. Это компромисс просто сведен к тому, что они пассивно (или активно для своих общин) проводят выходной день, который был любезно предоставлен государством. И здесь поднимается вопрос: может ли церковь, перешагнув те или иные культурные границы в своих миссионерских и евангелизационных усилиях, полностью или частично растерять свою идентичность, благодаря которой церковь является именно церковью. Здесь можно вспомнить несколько исторических имен: Нестория (Константинопольского) и Кирилла Александрийского, а также связанные с ними идеи. Ведь спор был связан с таким вопросом, как: «кто же все-таки родил Младенца: Богородица или Христородица?»

Несторий (а его предшественники-гностики были более радикальны) верил в существование индивидуальных субъектов (об этом ниже) в Спасителе. Ими были Сын Давидов и Сын Божий. Так в пятом веке умы пытливых епископов интересовал вопрос соединения двух природ: божественной и человеческой. Имело ли соединение характер смешения или две дискретные природы (божественная и человеческая), как учили сирийцы (Несторий и его антиохийские учители), существовали в неком связывающем союзе. Согласно столичному епископу Несторию, Логос вошел в потомка царя Давида и поселился в нем, как Дух Божий во времена Моисея поселялся в скинии. Так единение Бога-Слова произошло на некоем уровне морального соглашения, который произошел в силу некой заслуги потомка Давида. Гностики же вообще отрицали какую-либо связь между человеком Иисусом и Логосом. Для них Логос в действительности просто казался человеком, но быть им не был. Для Кирилла же, вопрос единения Божьего Слова и человека было вопросом спасения. Александрийский епископ верил и учил, что ипостасное единство состояло не в том, что Дух Логоса просто поселился в человека Иисуса, но в том, что сам Бог-Слово полностью воспринял человечество как таковое.

А как происходит единение христианского, церковного (т.е. того, что благословлено и одобрено Богом) и светского, мирского? Каков природный союз двух начал: церкви и мира, библейского послания и окружающей культурной среды? До Кирилла единение божественного и человеческого объясняли иллюстрацией смешивания (krasis), например, вина и воды. Несторий предложил термин «соединения» (synapheia). Ортодоксы, а с ними поднимают боевые знамена теологии и баптисты, отстаивали единение (henosis). Бог во Христе достиг единства с миром.

Многие христиане, с теми или иными оговорками, рассматривают жизнь в мире с его праздниками, выходными и общественными событиями как необходимый компромисс, который необходимо допустить. В этой области им приходится «сообразоваться с миром сим». Т.е. с его праздничными, обозначенными в календаре мероприятиями» (несторианство?). Это в каком-то смысле вынужденное «сожительство», когда два разных и параллельных мира терпят друг друга без всякого обмена и взаимного обогащения. Христиане после воскресения отправятся куда-то наверх в облака без всякого угрызения совести и тяжелых воспоминаний о мире, где они могли бы быть чуточку поактивней. Некоторые просто отрицают окружающий мир как внутренне греховный, чуждый, бесконечно порочный и совсем неактуальный для интересов христианина (гностицизм).

Но если Божий Сын вошел в этот мир, восприняв тело и кровь, то не должна ли церковь также войти в этот мир, восприняв его надежды, скорби и празднества? Не должна ли она облечь библейское послание в ту культурную среду как наряд, чтобы достичь необходимого понимания (единение)? Единственная разница, которая отличала бы церковь от мира, – мира, который она призвана «не любить» (1 Ин. 2:15) – заключалась бы в том, что церковь видит в празднике более глубокое религиозное (религия - лат. «благочестие») значение, игнорируя светский эпатаж неосмысленного буйства и веселья.

Новый год бы стал для нас не просто новым днем в году, но связан с рождением иудейского Мессии и с благодарением Богу за все, что Он подарил нам в уходящем периоде жизни. День Конституции или День Независимости был бы днем, в котором Бог проявил свой порядок и суверенитет, дав нам родину, а с ней – начальства и власти, которые от Него и Им установлены (Рим. 13:1,2). Как церковь, мы по-другому взглянули бы и на другие праздники, которые связаны с профессиональной деятельностью различных людей: военных и гражданских служащих. Во всем мы замечали бы божественный замысел и дар, за который мы можем непременно благодарить Творца и Создателя. Ведь мир так хорош (Быт. 1:31).

А если в той или иной культурной среде – празднике или культурном мероприятии – мы встречаем элементы, враждебные божественной природе церкви, т.е. имеющие для нее морально-этический вызов, то не хватит ли евангельским христианам ума, выдержки и спокойствия, чтобы от этих элементов просто воздержаться или их искоренить?

Виктор Шлёнкин